Небесный град в живописи средневековья и Ренессанса

Средневековый итальянский монастырь. В скриптории, где трудятся переписчики и миниатюристы, входит престарелый, ослепший монах Хорхе, обладающий прекрасной памятью и огромными богословскими познаниями. Остановившись, он начинает объяснять присутствующим, «каковы видом камни в стенах Иерусалима небесного». Эта сцена из романа итальянского историка Умберто Эко «Имя розы» не может оставить равнодушным читателя.

Иерусалим — город, в котором произошли важнейшие события, описанные в священных книгах христиан — Ветхом и Новом заветах. С этим городом связана история жизни Христа, постоянно изображавшаяся в средневековых миниатюрах, мозаиках, фресках, иконах. В столицу иудейского царства он пришел проповедовать новую религию («Въезд в Иерусалим»), там же был схвачен римскими легионерами («Поцелуй Иуды»), подвергнут мучениям («Бичевание», «Коронование терновым венцом») и там же казнен («Распятие»). Средневековый художник, вынужденный столь часто иметь дело с этими сюжетами, должен был, пусть в самой условной форме, изобразить Иерусалим как место событий.

Небесный Иерусалим. Французская миниатюра XII века.
Париж, Национальная библиотека

Небесный Иерусалим был тесно связан со своим земным прототипом, и как термин имел несколько значений. Во-первых, он ассоциировался с мечтой о райском блаженстве. Этот момент очевиден в словах французского хрониста конца XII века, утверждавшего, что «крестоносцы поставили себе цель завоевать Иерусалим земной для того, чтобы потом наслаждаться Иерусалимом небесным, являющимся его (земного) отражением». С идеей райского блаженства связан и описанный в одной из частей Библии — «Откровении Иоанна Богослова», или «Апокалипсисе», облик фантастического города, которого смогут достичь лишь праведники: «Город был чистое золото, подобен чистому стеклу... И город не имеет нужды ни в солнце, ни в луне для освещения своего, ибо слава Божия осветила его и светильник его — Агнец...»

Небесный Иерусалим соотносился с образом Вселенной и потому часто изображался в виде круга или серии концентрических окружностей, которые обозначали представление средневековых людей о мироздании. Его связывали также с обобщенным символом христианской церкви, и в этом смысле он сопоставлялся с важнейшим философским трудом, канонизированным церковью — «Божьим градом» Аврелия Августина — епископа IV века, причисленного к лику святых. Хотя слово «град» в его заглавии обозначает не город, а представление о модели христианского общежития, средневековые миниатюристы нередко украшали рукописи трактата изображениями «идеальных» городов, наглядно воплощавших красоту религии Христа. Наряду со всем этим в иконографию Иерусалима часто вносились конкретные сведения, полученные от многочисленных паломников.

В средневековой миниатюре вплоть до XIV — XV веков образ небесного Иерусалима утрачивает что-либо общее с реально существующим местом. На миниатюрах IX — Х веков мы видим либо изображение концентрических окружностей, либо круглый город, имевший 12 башен и 12 ворот. Рядом показаны автор «Апокалипсиса» Иоанн Богослов и сопровождающий его ангел, который держит трость — мерило для измерения города. Библейские слова о равенстве его длины и ширины в одинаковой степени относятся как к квадрату, так и к кругу. В другой, более поздней французской миниатюре ХП века город изображен квадратным, в проемах между башнями предстают апостолы, а Иоанн Богослов и ангел оказываются внутри города.

К концу XIV века в живописи и миниатюре все чаще появляется истинный, земной Иерусалим. В его панораме отчетливо выделяются храм Гроба Господня, построенный в IV веке императором Константином на том месте, где, как тогда считали, был похоронен Христос, и мечеть Омара.

Когда в VII веке арабы вступили в отвоеванный у Византии Иерусалим, то их повелитель — халиф Омар обратился с просьбой к патриарху местных христиан Софронию указать место, где можно было бы построить мечеть. Софроний обратил внимание халифа на находящуюся на окраине города легендарную скалу — участок земли, покрытый камнем, где ранее стоял храм царя Соломона, разрушенный римлянами еще в I веке н. э. Эта скала будто бы являлась серединой земли, ею Бог запечатал вход в преисподнюю, на ней один из героев Ветхого завета Иаков разговаривал с Богом, и с нее основатель мусульманской религии Магомет поднимался на небо, чтобы посоветоваться уже с Аллахом.

Мечеть, получившая также название мечети Скалы, одинаково почиталась как мусульманами (преемник Омара даже надеялся перенести мусульманский хадж из Мекки в Иерусалим), так и христианами, считавшими, что перед ними древний храм Соломона. В период крестовых походов мечеть служила церковью рыцарского ордена тамплиеров. В ней хранились как мусульманские реликвии (щит Магомета, меч и знамя халифа Али), так и христианские и иудейские (копье Давида). И нередко, например, на фреске из замка в горной долине Валле-д'Аоста в северной Италии (начало XV века), обитатели, глядя в нарисованное на стене окно, видели роскошную панораму Иерусалима, на границе которого возвышалась мечеть Омара.

Наиболее интересные примеры изображения Иерусалима дает эпоха раннего итальянского Возрождения. И это не случайно. Высокий уровень живописного мастерства сделал возможным достаточно точное воспроизведение архитектурных форм, а новые социальные условия создали свободу художнику, выбирающему по своему усмотрению, каким образом воплотить мечту о небесном граде. Используя облик Иерусалима в качестве фона новозаветных событий, художники относились к нему с повышенным вниманием. Их вдохновляли слова глубоко почитавшегося в ту эпоху Августина, который мечтал о том, «чтобы невидимое божественное стало видимым для нас сквозь сотворенные вещи, то есть чтобы посредством телесных и временных вещей мы приобрели познание о вечном и духовном». В то же время в его облик все чаще проникали черты архитектуры итальянских городов того времени.

Так художник-монах Фра Анджелико в «Снятии со креста» делает свой Иерусалим удивительно похожим на город Кортону. Однако крепость причудливой формы, стоящая на его вершине, напоминает цитадель, описанную греческим путешественником III века до н.э. Аристеем. Его письмо цитируется в «Десяти книгах о зодчестве» Л. Б. Альберти — крупнейшего теоретика Возрождения. Не случайно цитадель Фра Анджелико напоминает зиккурат — ступенчатую башню Древнего Востока: она, согласно письму Аристея, «расположена на очень высоком месте и укреплена несколькими башнями, которые выстроены вправо по направлению подъема из больших блоков камня и служат целям обороны».

Фра Анжелико. Снятие с креста. Фрагмент.
Темпера. Около 1440.
Флоренция, музей Сан Марко

Другой крупнейший художник той эпохи — Пьеро делла Франческа — во многом подражает картине Фра Анджелико и также вдохновляется письмом Аристея. Как пишет греческий путешественник, в Иерусалиме были «проходы для некоторых персон, которые открывали для них путь на более высокий уровень высоты и следовали друг за другом, поскольку тем, кто подвергался причастию, необходимо было помешать дотронуться до некоторых запретных предметов». Альберти, заинтересовавшийся этим отрывком, упоминает «узкие и крутые проходы, по которым отцы города и более знатные граждане шествовали с великим достоинством». Идея «узких и крутых проходов» наглядно видна на фреске Пьеро «Опознание животворящего креста» из церкви Сан Франческо в Ареццо. Первоначально художник планировал включить в панораму также и фантастическую цитадель, однако отказался от этого, и она так и осталась в виде силуэта незакрашенной штукатурки. Одновременно он не забывает сделать свой город похожим на Ареццо, в котором можно увидеть даже церковь Сан Франческо, где и находится этот ансамбль.

Пьеро делла Франческа. Опознание истинного креста. Фрагмент.
Фреска. Около 1460.
Ареццо, Сан Франческо

Совсем иным выглядит Иерусалим на картинах его современника Андреа Мантеньи. В «Молении о чаше» художник, следуя известным ему иллюстрациям «Божьего града» Августина, вносит в его архитектуру памятники Древнего Рима. Они воплощают представление живописца XV века об обещанных Августином «множестве великих и удивительных предметов которые мы увидим там» и которые «будут воспламенять наш разумный дух в похвалу такому Художнику наслаждением разумной красоты». Колонна с конной статуей наверху напоминает памятник Юстиниану в Константинополе и намекает на недавний захват турками столицы Византии (1453 год, когда и был уничтожен этот монумент). Никогда не покидая Италии, Мантенья был прекрасно знаком с альбомом зарисовок известного путешественника тех лет Чириако д'Анкона, где были отражены многие достопримечательности Константинополя. В то же время фантастический город является не только небесным, но и реальным Иерусалимом: из него выходят Иуда и легионеры, собирающиеся схватить Христа. В другой картинки Распятие» также появляется константинопольский памятник в виде купола св. Софии.

А.Мантенья. Моление о чаше. Фрагмент.
Темпера. Около 1455.
Лондон, Национальная галерея

Близкий друг и родственник Мантеньи Джованни Беллини в картине «Пьета» изобразил в виде Иерусалима итальянский город Виченцу. В его белоснежной архитектуре выделяется причудливый силуэт собора и здание знаменитой базилики в первоначальном виде (в XVI веке она была перестроена известным архитектором А. Палладио). Яркое сияние красок в этой картине, несмотря на ее трагический сюжет, также заставляет вспомнить слова Августина, но уже не из «Божьего града», а «Исповеди»: «Этот солнечный свет, заливающий все, что мы видим, где бы я ни был днем, всячески подкрадывается ко мне и ласкает меня, хотя я занят совсем другим и не обращаю на него внимания. И он настолько дорог, что если он вдруг исчезнет, то его с тоской ищешь, а если его долго нет, то душа омрачается».

Д.Беллини. Пьета.
Масло. Около 1505.
Венеция, Академия

Документальным воспроизведением облика Иерусалима озабочен учитель Рафаэля Пьетро Перуджино. В картине «Оплакивание Христа» он изобразил храм Гроба Господня, мечеть Омара и вдобавок купол небольшой мечети Эль Акса неподалеку от мечети Омара. Однако расположение построек оказалось перепутанным: храм стоит на месте мечети Скалы, а мечеть — на месте храма. Намного точней оказывается венецианец Карпаччо. В «Проповеди св. Стефана» город показан с почти топографической детализированностью, только въезд в него обозначает древнеримская арка Траяна в Анконе.

П.Перуджино. Оплакивание Христа. Фрагмент.
Масло. 1495.
Флоренция, Питти

В.Карпаччо. Проповедь св.Стефана.
Масло. 1511.
Париж, Лувр

Эпоха романтизма с ее культом средневековья и восточной экзотики вновь вернула Иерусалиму его прежнее место. «С понятиями, целью и чувствами древнего пилигрима» в Святую землю отправляется один из основателей романтизма – французский писатель Шатобриан; вслед за ним в Иерусалим устремляются многие художники, в том числе и русский мастер Максим Воробьев. Живописцы ХХ века, в первую очередь чешский экспрессионист Оскар Кокошка, умело сочетают новые приемы абстрактного искусства и традиционный пиетет перед небесным градом. Творчеством современных мастеров Израиля, среди которых центральное место принадлежит арабу Талебу Двейку, древний город открывает дорогу в искусство XXI века. И, надо полагать, художники будущего столетия, как и средневековые миниатюристы, будут внимательно прислушиваться к совету знатоков, которые, наподобие монаха Хорхе, сумеют объяснить, «каковы видом камни в стенах Иерусалима небесного».

С.Белоусов

Приглашаем всех любителей живописи и изобразительных искусств на портал «Smalti.ru - вдохновение, творчество, искусство», где представлены статьи по истории искусства, а также размещена галерея живописи и графики современных художников.

Следующая страница: Тайная вечеря Леонардо да Винчи